Общественность из разных стран и представители экспертной среды с интересом наблюдают за происходящим в Армении. Константин Эггерт указывает на причины, которые не позволяют большинству россиян взять судьбу в свои руки, об этом сообщают журналисты раздела «Новости мира» интернет-издания для деловых людей «Биржевой лидер» со ссылкой на Deutsche Welle.
Журналист, телеведущий и обозреватель Константин Эггерт в своей публикации пишет, что когда-то бывший украинский президент Леонид Кучма дал ответ на вопрос, почему Украина – не Россия. На фоне событий последних дней следует поискать ответ на вопрос, почему Россия – не Армения. Этот вопрос, по словам журналиста, не является праздным.
На самом деле жители России и сторонние наблюдатели хорошо видят, что сегодня в стране невозможно такая оппозиция, солидарность гражданского общества и готовность действовать. Также сомнительно, что власть в России будет вести себя так же, как чиновники в Армении. На первый взгляд кажется, что в России выросло первое постсоветское «поколения Навального», которому также не нравится застой в стиле Путина. Однако ничего похожего на армянскую оппозиционную волну в российских условиях никто не ждет, по крайней мере, в обозримом будущем.
В отличие от Армении, Россия является государством многонациональным и многоконфессиональным. Трудно объединить идеей гражданской солидарности гигантскую Россию с населением 145 миллионов человек. Сложность заключается не только в том, что для условного жителя Мурманска дагестанец из аула Кубачи является почти иностранцем, а многие якуты не смогут правильно ответить на вопрос о вероисповедании большинства осетин.
Пока москвичи и петербуржцы возмущаются из-за блокировки Telegram, жители Пскова интересуются приграничной торговлей с Латвией, а обитатели Владивостока с опаской наблюдают за распространением китайской экспансии в Азии. Поэтому можно сказать, что, в отличие от армян, россияне слишком разные и живут на слишком большой территории. Объединяют современную Россию, по мнению журналиста, язык, телевидение (с особой моделью массовой культуры и идеологии) и ностальгия по имперскому статусу страны.
Язык при этом служит универсальным средством общения, но не более того. Кроме телевизионной, другой общей культуры в современной России нет, несмотря на стандартизированную школьную программу. Общая культура делится на сельскую и городскую, на следующем этапе распадается по конфессиональному, национальному, социальному и классовому признаках.
Телевидение вместе с другими СМИ и большим сегментом Рунета контролирует Кремль, который является заказчиком бесконечного сериала про обиженную Россию, встающую с колен. Армянам безразлично, что про их страну скажет условный Обама, для россиян этот вопрос имеет огромное значение. Имперский синдром продолжает жить в сознании многих молодых россиян, причем поддаются его влиянию не только жители депрессивной глубинки.
В критические моменты инициативные люди сыграют свою роль.
Многих современных россиян привлекает идея мести за поруганное величие государства. Эта концепция способна поднять человека над унылыми буднями, оправдывает его бессилие перед чиновниками, бандитами и сотрудниками силовых структур. Ведомый мыслью о мести обычный гражданин может приобщиться к чему-то великому. Эггерт констатирует, что большинству россиян проще наклеить на машину стикер «можем повторить» и обсудить в компании «зверства бандеровцев» или «тупость» американцев, чем выйти на митинг против точечной застройки или принять участие в борьбе с произволом мэра или губернатора.
Помня трагические моменты из истории, россияне боятся идти против власти. Власть в свою очередь хорошо об этом знает и охотно усмиряет население грезами о победе над Америкой, «хохлами» и «Гейропой». На фоне общей апатии участники протестов в Волоколамске или москвичи с их бумажными самолетиками рискуют быть причисленными к ненавидимой категории «тех, кому больше всех надо». В Волоколамске протестующие выступают против москвичей, мусор которых вывозят в их город, поэтому для властей ситуация становится еще проще.
Людям в провинции достаточно лишь намекнуть, что проблемы можно решить, если граждане не станут ситуацию «политизировать» или присоединяться к «зажравшимся москвичам». С точки зрения Кремля, единство возможно и желательно лишь в любви к начальству и в ненависти к врагам руководства страны. В управлении Россией страх и сознательное раскалывание раздробленного общества по-прежнему являются эффективными.
Отличает Россию от Армении еще и то, что Национальное собрание, в отличие от Госдумы, все годы правления карабахского клана оставалось парламентом. В армянском парламенте всегда присутствовала оппозиция. Республиканская партия Армении правила в коалиции с двумя мелкими политическими силами, которые сейчас отказали республиканцам в поддержке.
Эггерт отмечает, что ситуацию в Армении он не идеализирует, поскольку в политической жизни государства присутствует вождизм, коррупция и закулисные сделки. Однако в армянском случае это политическая жизнь, а не фарс с участием 450 статистов, которым руководит администрация президента. Долгие годы армяне, в отличие от россиян, видели на телеэкранах настоящие дискуссии, полноценную борьбу идей и лидеров. Поэтому армянское общество не успело настолько разочароваться в демократии, как россияне.
Российское «фасадное государство», где единственными настоящими действующими лицами является Кремль и спецслужбы, сейчас выглядит монолитным и неуязвимым. Тем не менее, большой проблемой таких режимов является то, что рушатся они от какого-нибудь пустяка и в одночасье. Происходит это в момент, когда система и общество не выдерживают груза скрываемых декорациями проблем.
В итоге, по мнению журналиста, всеобщее согласие и видимая покорность могут обернуться хаосом и растерянностью. Именно в такие моменты единственной опорой общества и государственности оказываются люди из категории «те, кому больше всех надо». Армянский опыт показывает, что чем больше таких людей, тем лучше для страны и это нужно понять россиянам.
